Понимаю, говорю. Ещё помню, каково это. Силюсь забыть, я бы даже сказал. Дальше следует стандартная процедура оплаты двух баночек какого-то алкогольного коктейля подозрительного вида. Бедолага помоложе извиняющимся тоном, характерным для любого выпивохи, попавшего в трудную ситуацию, говорит:
– Братан, ну ты прикинь, мне уже двадцать четыре, а всё ещё паспорт спрашивают. А я никак что-то привыкнуть не могу. Спасибо тебе, братан.
И тут моя извечная привычка отпускать шуточки с каменным лицом. Я, значит, сохраняя индейскую невозмутимость и говорю:
– Это ничего. Мне вот двадцать шесть, мне уже везде отпускают без паспорта. Так что недолго тебе мучаться осталось.
– Сколько?
– Двадцать шесть.
Дальше возникает пауза. Пока я расплачиваюсь, оба бедолаги смотрят на меня с большим недоверием, потом один, ещё сильнее смущаясь, говорит:
– Знаешь, братан… Ты это… Ты прости, конечно, ничего личного, братан, но выглядишь ты… не очень. Правда.
Я киваю подбородком на всё хозяйство – гиннес, виски, вино – и говорю тоном, поясняющим очевидную вещь:
– Так я и бухаю побольше вашего.
Они уважительно кивают и потом быстро начинают объяснять:
– Да не, братан, мы же чисто так, по баночке.
Я сгружаю всё в пакет, вызываю такси и, выходя из алкомаркета, бросаю на прощание:
– Да я тоже с пары баночек начинал. Все так начинают.
Через несколько метров зазвонил телефон, а я не могу на ходу разговаривать, мне надо остановиться и в этот момент я обычно пусто шарю глазами по окружающему пейзажу, пока отвечаю на звонок. Тут глаз упёрся в этих двоих. Они всё ещё сочувственно кивали головами в мою сторону, что-то обсуждая. Ну вот, думаю, теперь у них хоть тема для беседы есть. И уехал на вечеринку, где было хорошо, прельстиво и любезно.
Вы только что прослушали отрывок из аудиоспектакля «Провинциальный писатель М. и другие звери».
